— Приставай, приставай! Чего стоишь как истукан?! Вон смотри, молодой мужчина подходит, — учила опытная сборщица.
Сапфира зажмурилась и упавшим, каким-то чужим голосом попросила:
— Подайте Христа ради…
Иудей хотел было ответить грубостью, но, увидев ангельски чистое, невинное личико юной женщины, смутился. Он быстро достал монету и, бросив ее в прорезь на крышке ящика, оторопело пробормотал:
— Пожалуйста…
— Спасибо. Бог тебе воздаст сторицей! — поблагодарила иудея Юдифь, и, когда мужчина ушел, добавила:
— Ты его чуть не упустила!
Почти до захода солнца женщины стояли на посту, но собрали лишь четыре мелких монетки. Подавали из рук вон плохо.
— А зачем же такой большой ящик? — удивлялась жена плотника.
— Чем крупнее денежный ларец, тем сильнее он смутит жертву, — поучала христианка. — И тем больше в нем окажется монеток. Ну что ж, на сегодня достаточно. Пошли домой.
А Анания тем временем уже изготовил один ящик. Аккуратно сбитый, изящной формы и с затейливой резьбой, без досадных для апостолов щелей, он больше напоминал принадлежащий вельможе ларец. Этот ящик, как и все другие, был оснащен лакедемонским замком — «жёлудем», изобретенным еще на рубеже 5 — 6 вв. до н. э. И хранящиеся у Петра плоские, с тремя закругленными вырезами ключи должны были гарантировать высокую духовность и нравственность сборщиков денег.
Кефас как раз зачем-то вышел во двор. Увидев толпившихся вокруг Анании единоверцев, апостол неторопливо направился к ним. Христиане расступились, и Петр увидел ларец.
— Добрый ящик, — молвил Симон, — красивый. Так и хочется в него денежку бросить.
Выражение лиц сектантов осталось серьезным.
— А ты, Анания, умелец, — продолжал князь апостолов. — Молодец. А сможешь ли сделать носилки?
— Конечно, рабби. Я иногда получал заказы от богачей.
— Теперь же прими заказ от Духа Святого! — напыжился Петр.
— Хорошо, рабби.
Вот так и стала протекать «христианская» жизнь наших героев. Днем они работали на благо общины, вечером молились на богослужении и пытались, правда, безуспешно, заговорить на иных языках, а на ночь отправлялись сторожить пока еще свой дом. Продать его никак не удавалось: в маленьком пыльном Иерусалиме было немного людей, способных сделать такую дорогостоящую покупку. Недовольные задержкой апостолы гневались, но Анания старался их умиротворить: за семь дней он изготовил носилки и еще четыре денежных ящика. При этом и плотник, и его жена беспрестанно изучали еще сырое, неоформившееся христианство и готовились к главному, как им тогда казалось, событию в их жизни — крещению. После этого обряда Петр обещал исцелить Сапфиру от всех ее болезней.
Прошел месяц. Очистившиеся и исхудавшие Иов с Иеремией вернулись в «общество». Вероятно, после ямы жизнь в обители показалась им райской. Однако сектанты с тревогой ожидали того дня, когда Кефас снова вспомнит обо льве. И их опасения не были напрасными: в больной голове князя апостолов роилось немало планов, один безумнее другого.
Однажды после богослужения Петр, еще разгоряченный разговорами на иных языках, отвел Ананию в сторону.
— Ты когда дом продашь?
— Рабби, никак не могу найти покупателя.
— Ищи. Главное — не продешевить. Да, кстати, ты завтра ночью мне понадобишься.
— Зачем, рабби?
Апостол величественно (как ему показалось) промолчал. И по сей день у некоторых руководителей есть такая дурацкая привычка. Но Ананию безмолвие Петра явно не устроило.
— А как Сапфира будет одна возвращаться домой?
— Я направлю с нею Юдифь, — после небольшого раздумья ответил Кефас.
Анания пожал плечами и вернулся к жене.
Ровно через сутки во дворе обители собрались пятеро: Петр, Анания, Иов, Иеремия и Есром — молодой дебил, один из телохранителей князя апостолов. Уже стемнело; на черном небе сверкали звезды, своей красотой и величием прославляя жизнь и пытливый человеческий разум, сумевший разгадать их тайну. Стояла тишина, лишь легкий ветерок играл с кронами немногочисленных иерусалимских деревьев, издавая едва слышные нежные звуки. Было довольно прохладно, и христиане подпрыгивали, пытаясь согреться.
— Братья, — обратился к присутствующим Петр, — сегодня нам предстоит уладить одно дельце. Мы отправляемся в зверинец, где я хочу побеседовать со львом. Не бойтесь, трусы, я сам всё устрою.
— Рабби, а зачем тебе лев? — удивился Анания.
— Мало, очень мало у нас сторонников, — сокрушался святой апостол. — Станут нашу Церковь разгонять — как защитимся? А лев поможет, мне видение было…
В это время во двор по малой нужде вышел Андрей и изумленно уставился на куда-то собравшихся единоверцев. Петр настолько зазнался, что даже не удосужился согласовать свою затею с братом, тоже, кстати, святым апостолом. Теперь же Кефас неохотно объяснил ему свой план и затем спросил:
— А ты не хочешь пойти с нами?
Полная луна мягко лила слабый янтарный свет, и нелегко было что-либо рассмотреть во дворе обители; но и при столь незначительном освещении христиане увидели, как побледнел Андрей.
— Н-н-не могу. У меня впереди важная молитва, — оправдывался он.
Петр презрительно посмотрел на брата, негромко выругался и пошел к носилкам.
— Рабби, — обратился Анания к князю апостолов, — а это правда, что Андрей Первозванный?
— Чего?! — оторопел Кефас и остановился. — Это он так рассказывает? — Симон оглянулся, гневно зыркнув на Андрея, занимавшегося у стены своим делом. — Эка наглость! Нет, Анания, мы оба Первозванные.